Наш командир.

Юбилей Героя Советского Союза Геннадия Зайцева.

Да, в его послужном списке была не только Группа «А», но и многое другое: служба в Кремлёвском полку особого назначения, события в Чехословакии 1968‑го, личная охрана Председателя КГБ СССР Ю.В. Андропова. Однако именно «альфовский» период обеспечил тот высочайший авторитет и уважение, которые вписали имя генерала Зайцева в мировую галерею Спецназа. 11 сентября 2024 года Папа спецназа антитеррора отмечет свое девяностолетие. Президент России Владимир Путин наградил юбиляра орденом «За за‑ слуги перед Отечеством» III степени.

Обрести свой дом

— Геннадий Николаевич, какая самая тяжелая операция в бытность вашего руководства Группой «А»?

— Все они по‑своему сложные. Но… 1 декабря 1988 года. Аэропорт Минводы. Освобождение школьников из города Орджоникидзе, захваченных бандой Павла Якшиянца. Тяжелая потому, что нам пришлось вызволять из лап террористов маленьких детей, попавших в беду, и их учительницу.

В художественном фильме Тимура Хвана «Командир» этой операции уделено особое место, и я благодарен, что роль сотрудников Группы «А» в спасении детей была доведена до широкой общественности.

Я вел долгие, изнурительные переговоры с главарем и порой едва сдерживал себя, чтобы крепко не сказать ему и на этом не закончить! Но этого делать было нельзя, приходилось сдерживаться. И в результате нам и оперативному штабу, всем, кто был задействован в этом деле, удалось бескровно освободить учительницу и всех детей, а потом вернуть террористов, вылетевших в Израиль, обратно в Союз.

— Ваше первое командирство… Глядя с высоты сегодняшнего дня, вы что-то сделали бы иначе?

— Конечно! В некоторых случаях я бы поступил иначе. И более активно, наступательно действовал с точки зрения профессиональной подготовки сотрудников Группы. Но у нас ведь тогда никаких условий не было. Все заимствовали… Точнее, создавали с нуля. Абсолютно! Даже «места жительства» не было своего.

Когда я пришел, Группа размещалась в одном особнячке. И подразделение было увеличено почти в два раза — до 56 сотрудников (а было изначально тридцать). А через год возросло на семьдесят одну «боевую единицу». А еще через год — на сто единиц! Естественно, что с размещением такого чис‑ ла бойцов возникли проблемы, поэтому мы подобрали новый объект… жилой дом в районе Девичьего поля.

— Именно жилой?

— Отдел вневедомственных помещений Мосгорисполкома предложил на выбор несколько адресов. Мы ездили с первым заместителем начальника Седьмого управления КГБ Колобашкиным, он курировал наше подразделение. Приехали на Фрунзенскую — нет, не подходит. А вот дом напротив этого адреса, хотя он и не был предложен, оказался в самый раз. Четырехэтажное здание с замкнутым двором, и соседи были… надежные. Поэтому мы остановили свой выбор на нем.

За короткое время оттуда была переселена сорок одна семья. Здание было отремонтировано, перепланировано и оборудовано соответствующим образом, согласно нашим требованиям. Мы переехали туда 26 мая 1980 года. Накануне проведения Московской Олимпиады. И подразделение обитало там до переезда в 2000 году.

— А в кадровом плане ваши решения? Не внесли бы задним числом какие-то коррективы?

— Я не считаю, что в кадровом подходе были допущены какие‑то серьезные ошибки. Встречаются, конечно, отдельные недочеты. Как и в любом деле. Особенно при очень сжатых сроках комплектования подразделения — попробуй, подбери сто семьдесят человек в течение двух лет! Но я бы не сказал, что в Группе был большой отсев, этого удалось избежать.

В тот период не было программы профессиональной подготовки. Я откровенно скажу, в чем были ошибки… Впрочем, это не только наши ошибки, но и руководителей, направлявших в подразделение офицеров, которых потом приходилось возвращать обратно и даже увольнять.

— Поясните, пожалуйста, о чем идет речь.

— Представь сотрудника, который был на оперативной работе в разведке. И представь его же в Группе «А». Он поработал у нас и говорит: «Я не готовился к такому, как тут! И я не ожидал, что такой поворот в моей жизни будет. Тут ведь можно погибнуть или получить серьезную травму. Отпустите меня с миром… обратно».

Со второго Главка, контрразведка — то же самое! Люди пришли к нам, их рекомендовали, но служба в спецназе оказалась им не под силу. В спецназе вообще служат и удерживаются люди особые, подготовленные именно для такой работы.

С другой стороны, вспоминаю: брали Егорова Николая Ивановича, так он не сдал ни одного теста! Но как он просил — возьмите меня, я обязуюсь за короткий срок подтянуться и успешно пройти все полагающиеся испытания (в фильме «Командир» этот момент отражен). Поверили, взяли его, и через год он стал одним из лучших сотрудников Группы. Потом уже погиб в ДТП…

Или Анатолий Синельщиков… Посмотрел — в личном деле выговор по партийной линии. За рукоприкладство. Пригласил его на беседу: «В чем дело?» — «От хулигана защитил свою будущую супругу». И мы взяли его в подразделение, где он вырос до заместителя начальника отделения.

«На Кубе вы были не зря»

— Ваша книга ««Альфа» — моя судьба» была издана в Англии и Болгарии. Были какие-то отклики от зарубежных читателей?

— Из Англии я получил очень много интересных отзывов. Более того, англичанин, подписавшийся Дик Уоллис, написал в конце: «Жду встречи с нетерпением с Геннадием в сентябре». Это был 2009 год. А потом, в день моего рождения, товарищи привозят его ко мне на Арбат, в офис нашего Агентства безопасности «Альфа-95».

— И кто же это оказался?

— Бывший начальник разведки Королевского Военно-морского флота, вице-адмирал Уоллис. Книга, по его словам, это «крутой учебник». «Но у тебя, правда, серьезный недостаток — там нет секса». Я говорю: мы им не занимались во время работы.

— Может, добавить секса?

— Это в порядке шутки. Но такая приятная встреча… А потом Уоллис сказал мне, что по долгу службу ему подчинялись лодочные подразделения, боевые пловцы SAS. Закончилась беседа. Выпили с ним по одной рюмке, по второй — за день рождения. Третью подняли… А уходя, уже в дверях моего кабинета, Уоллис вдруг сказал на чистом русском языке, без акцента: «А на Кубе вы были не зря». И ушел.

Выбор приемника

— Ваше второе командирство. Почему вы решили уходить?

— На это повлиял целый комплекс причин. Одна из них — события октября 1993 года, расстрел Белого дома. Тяжкое чувство было на душе. Вот эта несправедливость по отношению к людям, к тем, кто находился в здании парламента и вокруг него. Такой… жестокий, безжалостный подход… Я не со‑ гласен был с ним в душе. Никак.

Решение созрело твердое, и я написал рапорт еще в 1993 году. Восемь месяцев ждал ответа на него, но так и не дождался. Начальник Главного управления охраны России Михаил Иванович Барсуков меня не отпускал. Стал наводить справки — сказали, что «потеряли» в Администрации Президента. Ответ меня не удовлетворил, и я написал второй рапорт. И вот он был удовлетворен в 1995 году.

— А вы не жалели? Ведь 1995 год — это Будённовск… Не думали, что могли сыграть там свою роль, что-то скорректировать или изменить?...

— Нет, не думал в таком аспекте. Ведь Гусева Александра Владимировича я рекомендовал на свое место. «Кого бы вы хотели видеть вместо себя?» — спросил меня Михаил Иванович Барсуков. Я назвал кандидатуру Мирошниченко, своего заместителя. Он ответил: «Нет, на этот период пока — нет!»

— Почему?

— Видимо, это было все связано с Белым домом… Барсуков, в свою очередь, предложил одну кандидатуру, но я отвел ее: «Нет, не подойдет». — «Но он ведь навел порядок в одном подразделении?» — «Там можно было так руководить, а тут иначе все». И вот тогда я назвал фамилию Гусева, заместителя коменданта Московского Кремля.

— А почему именно Александра Владимировича?

— Я исходил из того, что если Барсуков выбирал из своих людей, то и мне не нужно выходить за этот круг. Поэтому предложил Гусева. Выходец из Кремлёвского полка. Окончил Военную Академию имени М.В. Фрунзе, до этого — военное училище. Не знаю, как потом, благодарил ли Александр Владимирович меня за это… Но был полковником, а стал генерал-лейтенантом

— А почему?

— Не хотел я этого делать. Поскольку тем самым я бы серьезно подставил командира. Сложнейшая операция, и трое погибших, а я приехал — для чего? Я не хотел, чтобы мое появление было расценено как противопоставление. Не мог допустить этого… Сказал, что приеду на следующий день в подразделение, что и сделал.

«Это не место для сведения счетов»

— Геннадий Николаевич, а что за ситуация возникла во время поминок — расскажите…

— Для поминок была предоставлена столовая Управления делами Президента России на Старой площади. Народу собралось, как насчитали официанты (они же сотрудники ГУО), около пятисот человек. Все помещение было занято столами. Вдоль основной стены стоял длинный стол, тут разместились члены семей трех погибших сотрудников Группы — родители, жены, дети… Потом сюда, как «ногой» к букве «Т», примкнули еще один стол. За ним сидели заместитель главы правительства Николай Егоров, начальник ГУО Михаил Барсуков, шеф СБП Александр Коржаков, глава МВД Виктор Ерин и его первый заместитель Михаил Егоров, представитель Администрации Президента РФ.

В какой‑то момент меня отозвал в сторонку заместитель начальника ГУО Владимир Юрьевич Соколов: «Зреет нехорошее дело». — «А что такое?» — «Создается «оппозиция». Некоторые хотят резко выступить и дать оценку тому, что было в Будённовске». — «Но я же не действующий командир!» — «И тем не менее… Я прошу вас: примите меры».

— И какие «меры» вы предприняли?

— В этой ситуации я попросил объявить перерыв. Потом собрал людей — человек восемь, наверное. Откровенно скажу, я знал, кого приглашать на эту короткую встречу. Главным был Владимир Березовец — нынешний председатель Совета Международной Ассоциации «Альфа». К тому времени он лет пять как вышел в отставку, однако пользовался большим авторитетом в подразделении. Ему я поручил организовать встречу — назвал фамилии и показал место сбора.

Когда все подошли, я сказал так: «Мужики! Есть информация, что затевается какая‑то буза. Я бы вас убедительно просил: не нужно этим заниматься! Это не место для сведения счетов и выяснения того, что случилось. Мы собрались, чтобы почтить память наших погибших сотрудников. Разбираться можно будет потом, но не здесь и не сейчас»

Ни к чему не призывал. Сказал и все. Точка. Мне ответили, по‑моему, это был Березовец: «Ну ладно, посмотрим…» После перерыва ничего не произошло. Хотя потом, как признался тот же Березовец: «Если бы вы к нам так не обратились со словами «Мужики!», по‑простому, без начальственной накачки, то мы бы еще подумали…»

Свою роль, несомненно, сыграло и выступление Ерина. Он попросил слово: «Я обращаюсь к вам — родители и родственники погибших. Это моя вина! Я их погубил…» Таким признанием Ерин разрядил обстановку, снял напряжение, которое до этого сгустилось в воздухе. Это был мужественный поступок.

Не дать уничтожить группу

— После событий октября 1993 года «Вымпел» был уничтожен. Уникальное подразделение разведчиков специального назначения, лучшее в мире по своему профилю, прекратило существование. Его участь должна была разделить и Группа «А». К счастью, подразделение удалось сохранить. А повернись дело иначе — что тогда?..

— Ничего хорошего. Ни для системы госбезопасности, ни для страны. А события развивались. Стали поступать команды: подготовить списки снайперов, боевых пловцов, водителей и т. д. Речь шла о том, что подразделение, судя по всему, будет расформировано. Я понимал подоплеку этого дела и стал ходить по кабинетам. Куда пускали.

— А куда пускали?

— Во многие кабинеты. В этой ситуации я выходил с вопросом о сохранении Группы «А» на помощника президента Юрия Михайловича Батурина. Он, кстати, поддерживал нас, считая, что нельзя такое уникальное подразделение «пускать под нож».

На эту тему у меня несколько раз состоялась беседа с Михаилом Ивановичем Барсуковым. Причем разговоры были искренние, совершенно откровенные. Высказывались различные соображения, в том числе такой довод: без подобного специального подразделения, ориентированного на борьбу с терроризмом, государство жить не сможет. Создание новой Группы потребует не только колоссальных материальных затрат; настоящего профессионала можно воспитать и обучить в среднем за пять лет кропотливой работы, — а вот этого времени у России как раз и нет. Нужно ли это делать?

Я благодарен за то, что Михаил Иванович откликнулся на мой призыв: «Давайте поговорим не как командир с подчиненным, а как офицер с офицером. Равно, как два офицера, обсудим эту тему». В некоторых случаях он говорил: «Пойми меня правильно. Не я, а он (палец к потолку) требует…» Имея в виду Ельцина.

— Сколько раз вы встречались с Барсуковым на эту тему?

— В тот период пять или шесть раз. Полагаю, Михаил Иванович даже в определенной ситуации доложил Ельцину — распоряжение выполнено: подразделение расформировано. Все, дескать, нет этой «Альфы»! Или даже принял весь «монарший» гнев на себя, проявив твердость и принципиальность.

Беседы и действия самого Михаила Ивановича были обусловлены необходимостью сохранить Группу. Такой вывод я делаю из следующего факта: в декабре 1993 года «Вымпел» прекратил существование, а «Альфу» не тронули. А «Вымпел»… тот «Вымпел»… он погиб практически. И не на полях Холодной войны. Это была трагедия — и для людей, и для подразделения, и для страны. Причем за год до начала полномасштабной войны на Северном Кавказе.

«Спасибо за науку…»

— В Баку вам довелось руководить силами «Альфы», «Вымпела» и «Витязя». Из Москвы поступил приказ о штурме ДК, который заняли боевики. Вы не любите рассказывать о той командировке … и все-таки — как развивались события?

— Диспозиция была такой. Мы поделили людей. Часть сотрудников «Альфы» во главе с Александром Ивановичем Мирошниченко находилась в Нахичевани, на границе с Ираном. Там же были бойцы «Витязя» под командой Сергея Ивановича Лысюка — как его называют, бати краповых беретов.

В Баку же было так: оставшаяся часть «Витязя» разместилась в здании бывшей музыкальной школы, где не оказалось ни окон, ни дверей, настолько все было запущено. И хотя Азербайджан — южная страна, но зима в этих широтах все равно не похожа на теплый климат Турции или Египта.

Что касается «Альфы», то она вместе с «Вымпелом» размещалась в новом здании азербайджанского КГБ на проспекте Нариманова. Группе «А» отвели последний, технический, этаж. Приехали с Анатолием Николаевичем Савельевым, смотрим — груды строительного мусора, нам пришлось убирать его своими силами. Матрацы постелили прямо на пол, и так, на этом полу, личный состав подразделения и отдыхал. Естественно, когда представлялась возможность.

— В ночь с 20 на 21 января 1990 года в Баку, по решению союзного Центра, был введен режим ЧП. Пролилась кровь…

— Кровь пролилась еще до этого. И много крови! Я категорическим образом не согласен с теми, кто колол и колет глаза этими мерами. Не согласен по одной причине: мы своими глазами видели, как вооруженные молодчики расправлялись с армянами. Во многих случаях наши сотрудники спасали жителей от погромщиков. То, что творилось в Баку и других местах Азербайджана, имеет свое определение — «этнические чистки».

— Во время командировки в Баку военные прикрывали спецназ броней? Или?..

— Да как тебе сказать… Они обеспечивали нас транспортом с прикрепленными водителями. Часть личного состава Группы «А» разместилась в Сальянских казармах, и по мере необходимости происходила ротация: одни возвращались в здание КГБ, другие заступали на их место.

В период ввода войск в Баку все выезды были заблокированы железобетонными конструкциями, — тут постарались активисты Народного фронта Азербайджана… Первыми открыли огонь боевики, на что военные ответили адекватным образом. Естественно, были жертвы.

Я был свидетелем разговора в кабинете Председателя КГБ АзССР. Самого хозяина кабинета не было. Присутствовал старший по отряду «Вымпел» (фамилию называть не буду), Гений Евгеньевич Агеев и я. Зампред сообщил, что им от Председателя КГБ СССР получен приказ деблокировать Дом культуры завода имени лейтенанта Шмидта, захваченный наиболее агрессивной частью Народного фронта.

— Чтобы нашим читателям понять суть приказа… Что предстояло осуществить?

— Огромное, массивное четырехэтажное строение «в граните». Внутри — около семисот вооруженных боевиков. Старший «Вымпела» сказал, что отряд никогда не готовился к захвату таких объектов, и у его бойцов нет ни соответствующего опыта, ни практики. На что Гений Евгеньевич, человек очень тактичный, заметил: «Вы свободны».

Остались мы вдвоем. В это время зазвонил телефон ВЧ, на связи был Крючков. Разговор получился тяжелый. Чувствуя неловкость, я несколько раз пытался выйти, но каждый раз был остановлен жестом и невольно слышал все, что говорилось на том конце провода.

— А в чем заключалась «тяжесть» разговора?

— Как оказалось, нас обвиняли в пассивности. До меня доносился голос Крючкова. Дескать, вам придали 15‑ю Чирчикскую бригаду спецназа ГРУ, она прибыла в Баку, а силы Комитета бездействуют. И об этом министр обороны доложил непосредственно Горбачёву. На это Гений Евгеньевич заметил, что никакой бригады ГРУ в Баку нет и в помине — даже ее командования и штаба (они прибыли только утром следующего дня).

Напор со стороны Председателя КГБ был столь велик, что в какой‑то момент разговора Гений Евгеньевич сказал: «Владимир Александрович, если вы не доверяете мне как своему заместителю, то прошу освободить меня от занимаемой должности».

Если это будет сделано руками КГБ, то на нас повесят таких собак, что отмываться придется очень долго. И сложно».

К слову, от рук сотрудников «Альфы», «Вымпела» и «Витязя» ни один человек на территории Азербайджана не погиб. Кто бы и что ни говорил, но это так.

— Что же получилось в итоге? Как разрешилась ситуация со штурмом здания?

— Дом культуры находится недалеко от основной магистрали. По ней из аэропорта на броне продвигалось войсковое подразделение на БМП. И кто‑то из боевиков открыл по колонне огонь. Командир — смелый, решительный человек; он остановил движение и приказал нанести огневой удар по зданию — и сразу четырнадцать трупов (они потом несколько дней лежали на заводе в районе проходной)

Спасти Группу Савельева

— Расскажите, как вам удалось спасти ту часть Группы «А», которой еще до начала Первой чеченской кампании предстояло захватить в Грозном дворец президента Ичкерии Джохара Дудаева…

— Весной-зимой 1994 года в Моздоке группа наших сотрудников выполняла оперативные задачи и охрану спецпоезда, в котором находились министр обороны Павел Грачёв и глава МВД Виктор Ерин. Старшие — Анатолий Савельев и Юрий Дёмин.

И вот в начале декабря со мной неожиданно связался Анатолий Николаевич. Причем позвонил не по специальной связи, а с обычного городского номера. «Здесь назревает очень серьезная ситуация, — доложил он, не вдаваясь, впрочем, в подробности. — По телефону я не могу ничего рассказать. Но обстановка более чем серьезная. Поэтому я убедительно прошу вас, Геннадий Николаевич, прибыть сюда, чтобы вы на месте разрешили возникшую проблему».

— И что вы предприняли?

— Я доложил Барсукову, спросив разрешение на поездку в Моздок. Туда же, кстати, отправлялся контр-адмирал Геннадий Иванович Захаров, возглавлявший Центр специального назначения Службы безопасности Президента. Мы вылетели одним спецрейсом.

На месте я сразу же встретился с Савельевым и Дмитрием Михайловичем Герасимовым — на тот момент начальником Управления специальных операций ФСК, бывшим командиром «Вымпела». Переговорив с ними, я понял всю серьезность ситуации. Отрядам спецназа уже был отдан предварительный приказ: после объявления времени «Ч» на бронетехнике ворваться в Грозный и захватить дворец Дудаева

Они просили сигаретку. Пачка моментально пустела. «Ты, наверное, танкист?» — помню, запросто спросил меня один из солдат. — «С чего это ты взял?» — «В черной форме! Такая только у танкистов».

— А вы были в форме без знаков различия?

— В Моздок я вылетел в нашей униформе черного цвета. То, что перед ними командир «Альфы», — солдаты не подозревали. Отвечаю: «Правильно догадался, я — танкист. Скажи, сколько времени ты служишь?» — «Колька, сколько мы служим, семь или восемь дней?» — обратился он к своему товарищу. — «Восемь», — откликнулся тот.

— Всего восемь дней…

— Вместе с другими такими же ребятами они были вскоре брошены в Грозный — необученные, без армейского и жизненного опыта. Их улыбающиеся лица я помню до сих пор. То были солдаты 131‑й Майкопской мотострелковой бригады, которая понесла в Грозном тяжелые потери в районе железно‑ дорожного вокзала.

— Сколько вы пробыли в Моздоке?

— Около недели. Уяснив ситуацию, равно как и возможные последствия, я обратился к директору ФСК Сергею Вадимовичу Степашину с просьбой организовать аудиенцию у министра обороны.

В назначенное время мы — Степашин, Захаров и я — вошли в штабной вагон спецпоезда. Ждать пришлось около четверти часа. Первым появился Ерин. В спортивном костюме. Затем спустя еще некоторое время к нам вышел министр обороны — в таком же виде.

— Как вас встретил министр обороны?

— Я стоял и мрачно думал о тех словах, которые мне предстоит сейчас сказать этому человеку, обещавшему захватить Грозный полком десантников. Что ж, захватить можно, но что делать дальше, как удержать — вот вопрос. Я все больше утверждался в мысли, что наших сотрудников нужно отсюда вытаскивать.

Доклады закончены, теперь наш черед. Захарову было много легче мотивировать свою позицию. Он начал с того, что обстановка в Москве тяжелая, напряженная. Она требует усиленной охраны первого лица государства. А тут, в Моздоке, находятся пятнадцать сотрудников СБП, которым место в столице. «Вопросов нет. Забирайте своих людей», — тут же принял решение Грачёв.

После Захарова уже я сформулировал аналогичную просьбу — отозвать группу Савельева. Ответ был раздражительный по форме и резко отрицательный по сути. Дословно приводить его не хочу. Я повторил просьбу: «Товарищ министр обороны…» И снова жесткая, оскорбительная реакция. И так несколько раз, пока, наконец, я не услышал: «Можете забирать своих людей!»

Вечером мы вылетели в Москву. Группа Герасимова осталась в Моздоке. Впоследствии сотрудники УСО ФСК с войсками вошли в Грозный. Знаю, что Дмитрия Михайловича там сильно контузило. Что касается «альфовцев», то они были готовы выполнить поставленную задачу. Не сомневаюсь в этом… Даже ценой собственной жизни.

Был уже вечер, когда мы прилетели в Москву. Погрузились в наш автобус и отбыли к месту постоянной дислокации подразделения. Состояние было двойственное: радость оттого, что удалось вытащить мужиков оттуда и беспокойство за то, как будет воспринята моя самодеятельность.

вылететь в Моздок, разобраться на месте и принять решение. Я разобрался и принял его… в таком виде». — «Вы не имели права этого делать!» — «Может быть, я ошибся. Но счел нужным поступить именно так. Если вы считаете меня виновным — можете наказать. Но решение я принял, исходя из конкретной обстановки».

Ну, а потом все встало на свои места, и наши взаимоотношения оставались нормальными, без каких‑либо недоговоренностей. Мы дружим, и я дорожу нашими отношениями.

— Жизни сотрудников Группы были сохранены для последующих операций, в которых им довелось участвовать.

— Да, ведь впереди был Будённовск! Спасенные заложники и уничтоженные террористы… Но меня не покидает душевная боль за тех мальчишек, с которыми я говорил в Моздоке. За всех, кто заплатил своими жизнями за преступную недальновидность тех, кто осуществил Первую чеченскую кампанию в формате новогоднего штурма Грозного.

Сохранить «Альфу» в Москве

— Геннадий Николаевич, вы сыграли ключевую роль в том, чтобы «Альфа» осталась в столице, а не была передислоцирована в Подмосковье. Как это происходило?

— Меня пригласил к себе заместитель директора ФСБ генерал-полковник Беспалов Александр Александрович. «Нужно посоветоваться», — как он выразился. Это был 1998 год. Я уже три года как вышел в отставку и возглавлял Агентство безопасности «Альфа-95».

Беспалов начал с того, что происходит объединение управлений «А» и «В» в создаваемый Центр специального назначения ФСБ. Под общий знаменатель будут подведены службы обеспечения, дублирующие друг друга. Поставлена задача: оптимизировать организационную составляющую и сократить расходы. Дислоцироваться Центр должен в одном месте, в Балашихе, где уже находится «Вымпел».

На тот период он был первым заместителем руководителя Администрации Президента России. Созвонился, сказал, что у меня есть к нему очень серьезный служебный разговор, и Савостьянов назначил время встречи на Старой площади.

Я рассказал Савостьянову, что складывается такая ситуация. «Да, мне это известно, я проинформирован руководством», — отвечает он. Мне нужно было подобрать такой довод, чтобы он возымел воздействие. И не только на него, но и на вышестоящее руководство. Естественно, что свою позицию, свою аргументацию я продумал заранее.

«Евгений Вадимович, — говорю ему, — а вы понимаете, что от места предлагаемой дислокации в Балашихе в Москву можно добраться только двумя маршрутами — по двум шоссе. Представьте, что их вдруг перекроют грузовиками и — все встало! И «Альфа», случись в столице что‑то серьезное, не попадет в Москву. А кто будет защищать Кремль? Мне представляется, что «Альфу» нужно оставлять в Москве»

…Сама жизнь не раз ставила меня и сотрудников Группы «А» в эпицентре таких событий, которые не могли бы возникнуть в воображении журналистов и писателей. Сама жизнь писала набело мою биографию, биографию моих товарищей. И лучшей военной судьбы я бы себе не пожелал.

«Альфа» — его судьба

Генерал Геннадий Зайцев продолжает вести активную общественную деятельность — и как главная величина в Содружестве Группы «Альфа», и как председатель Общественного совета газеты «Спецназ России», и как Почетный гражданин Пермского края.

Геннадий Николаевич является дорогим гостем в средних и высших учебных заведениях, включая Академию ФСБ России, в Президентском полку, в воинских коллективах и госпиталях, где находятся раненые бойцы СВО.

Летом вместе с главой Совета Федерации Валентиной Матвиенко он открыл фотовыставку в верхней палате российского парламента, посвященную 50‑летию Группы «А» КГБ-ФСБ. Ее подготовили Международная Ассоциация «Альфа» и газета «Спецназ России».

Художественный фильм «Командир» Тимура Хвана, рассказывающий о судьбе генерала Геннадия Зайцева, посмотрели свыше 10 миллионов зрителей. Всероссийская премьера картины состоялась в столичном кинотеатре «Октябрь» в феврале 2024 года. В канун 90‑летнего юбилея из печати вышел авторский двухтомник ««Альфа» на защите Родины», который подводит итог двадцатилетней мемуарно-исторической работе генерала Геннадия Зайцева, отмеченной многими наградами.