В ходе СВО погибли, по меньшей мере, тридцать наших журналистов. Об этом Владимир Путин сообщил на встрече с представителями мировых информационных агентств в рамках Петербургского международного экономического форума.
Путина спросили, готова ли Россия сотрудничать с французскими властями для расследования гибели французского журналиста Армана Сольдена — оператора Agence France-Press (AFP) — в зоне боевых действий.
«Вы знаете, сколько у нас журналистов погибло в зоне боевых действий?.. Как минимум, тридцать человек погибло. И никто (на Украине) не дает возможности расследовать, что с ними произошло», — парировал глава государства. Вместе с тем, как подчеркнул Путин, Россия готова сделать все, что от нее зависит в этом вопросе, в частности организовать работу в рамках расследования.
Корреспондентская застольная
От Москвы до Бреста
Нет такого места,
Где бы ни скитались мы в пыли,
С «лейкой» и с блокнотом,
А то и с пулеметом
Сквозь огонь и стужу мы прошли.
Жив ты или помер —
Главное, чтоб в номер
Материал успел ты передать.
И чтоб, между прочим,
Был фитиль всем прочим,
А на остальное — наплевать!
Без ста грамм, товарищ,
Песню не заваришь,
Так давай по маленькой хлебнем!
Выпьем за писавших,
Выпьем за снимавших,
Выпьем за шагавших под огнем.
Есть, чтоб выпить, повод —
За военный провод,
За У-2, за «эмку», за успех…
Как пешком шагали,
Как плечом толкали,
Как мы поспевали раньше всех.
От ветров и водки
Хрипли наши глотки,
Но мы скажем тем, кто упрекнет:
— С наше покочуйте,
С наше поночуйте,
С наше повоюйте хоть бы год.
Там, где мы бывали,
Нам танков не давали,
Репортер погибнет — не беда.
Но на «эмке» драной
И с одним наганом
Мы первыми въезжали в города.
Помянуть нам впору
Мертвых репортеров.
Стал могилой Киев им и Крым.
Хоть они порою
Были и герои,
Не поставят памятника им.
Так выпьем за победу,
За свою газету,
А не доживем, мой дорогой,
Кто-нибудь услышит,
Снимет и напишет,
Кто-нибудь помянет нас с тобой.
Жив ты или помер —
Главное, чтоб в номер
Материал успел ты передать.
И чтоб, между прочим,
Был фитиль всем прочим,
А на остальное — наплевать!
Военкор Константин Симонов.
Южный фронт, 1943 год.
Авторский вариант без цензуры.
Знаменитая «Корреспондентская застольная» (она же «Песенка военных корреспондентов») была написана сотрудником газеты «Красная звезда» Константином Симоновым в 1943 году в дороге между Краснодаром и Ростовом.
В Батайске Симонова встретили коллеги. Они накрыли стол, выставили водку и закуску; там же «Песенка военных корреспондентов» впервые была исполнена на мотив блатной «Мурки».
В том же 1943 году она стала фрагментом спектакля «Жди меня». Новую оригинальную музыку написал Матвей Блантер, а исполнял песню актер Ростислав Плятт — тот самый, будущий пастор Шлаг из «Семнадцати мгновений весны».
Широкую известность «Корреспондентская застольная» получила, когда ее включил в свой репертуар Леонид Утёсов. Симонову его прочтение текста понравилось. Как говорил Константин Михайлович, всенародно любимый певец «приделал песне колеса».
При публикации часть авторского текста подверглась значительной цензуре.
Симонов был недоволен и тем, что в течение двух десятилетий в стихах и песне отсутствовал полностью выброшенный цензурой куплет: «Помянуть нам впору // Мертвых репортеров. // Стал могилой Киев им и Крым. // Хоть они порою // Были и герои, // Не поставят памятника им».
Строки были возвращены в стихотворные сборники лишь в годы «оттепели», однако песня и дальше жила без них.
В начале 1960-х годов Симонов при встрече с Утёсовым сообщил, что хотел бы вернуться к изначальной редакции стихотворения. Он подарил свой сборник «Стихи и поэмы», исправив от руки типографский текст «Корреспондентской застольной».
И заключил: «Дорогого Леонида Осиповича Утесова прошу петь только так — на мою голову, а если ее одной мало, то еще и на свою! Ваш Константин Симонов. 25 / V 1963 года».
Но Утёсов, будем честны, не рискнул исполнять песню, как хотел этого автор.
Выпьем за шагавших под огнем
«…Ночью, передав в Москву корреспонденцию о взятии Краснодара, получил по военному проводу встречную телеграмму — перебраться на Южный фронт. Видимо, в редакции хотят, чтобы я поспел к освобождению Ростова.
Днем добывал «виллис». Свою «эмку» мы с Халипом окончательно доломали и уже в Краснодар добирались без нее, на чужой машине. В конце концов с телеграммой «Красной звезды» в руках пробился к большому начальству и получил «виллис».
После некоторой волынки, устроенной не хотевшим ехать водителем, у которого, как постепенно выяснялось, не было то того, то этого, необходимого для длинной дороги, все-таки под моим нажимом рано утром выезжаем. Водитель машины, взятый напрокат, да еще у начальства, да еще с перспективой длиннейшей и грязнейшей дороги и затем возвращения обратно по ней же, одному, с самого начала невзлюбил меня от всей души.
Ехали через стык двух фронтов ненаезженной, непроторенной дорогой. За два дня пути почти никого не встречали, как это часто бывает на таких стыках. Водитель боялся случайностей. И я тоже.
Чтобы переломить себя, в дороге стал сочинять «Корреспондентскую песню» и просочинял ее всю дорогу — почти двое суток.
«Виллис» был открытый, было холодно и сыро. Лихорадило.
Сидя рядом с водителем, я закутался в бурку, и вытаскивать из-под бурки руки не хотелось, поэтому песню сочинял на память.
Написав в уме строфу, начинал ее твердить вслух, пока не запомню. Потом начинал сочинять следующую и, сочинив, чтобы не забыть предыдущую, повторял несколько раз подряд вслух обе. И так до конца песни. И чем дальше сочинял ее, тем длинней был текст, который я каждый раз повторял.
Так мы ехали то по мерзлой, то по раскисшей грязи. Под Батайском в глубокой колее у нас сорвало колесо вместе с ободом, и мы несколько часов сидели в грязи, пока нас вытаскивали и пока чинились. В конце концов добрались до Батайска, где стоял штаб Южного фронта и находился фронтовой корреспондентский пункт «Красной звезды».
Ростов освободили, еще когда мы только выезжали из Краснодара. Торопиться в этот вечер было уже некуда, и мы с Халипом остались у товарищей корреспондентов, возглавляемых Васей Коротеевым. Они согрели нас с дороги водкой и выставили толстую яичницу с салом.
Водитель, как только мы приехали, попросил сразу же разрешения отлучиться, а вскоре после этого в хате нашего корреспондентского пункта появился военврач из санитарной части штаба. Как потом под общий смех выяснилось, мой хмурый водитель, всю дорогу не проронивший ни слова и мрачно наблюдавший процесс рождения новой песни, явился в санчасть с сообщением, что с ним с Северо-Кавказского фронта ехал сюда ненормальный подполковник, который всю дорогу громко разговаривал сам с собою.
Мы посмеялись над этим и спели на мотив «Мурки» (музыки Блантера тогда еще не было) сочиненную мной корреспондентскую песню:
От Москвы до Бреста
Нет такого места,
Где бы не скитались мы в пыли…
Двадцать лет спустя, когда я в одной радиопередаче полусерьезно-полушутя рассказал об этой забавной истории, я получил письмо из Ялты от доктора Николая Алексеевича Леща, которое начиналось так: «Слышал я Ваш рассказ о том, как Вы ехали в штаб Южного фронта и как шофер, наблюдавший процесс рождения новой песни, принял это за признак некоторой психической несостоятельности. Дело в том, что я и есть тот самый врач, который приезжал к Вам из санитарной части…».
Что Н. А. Лещ и был «тот самый врач», я, конечно, помнил и сам, но он, как человек пунктуальный, решил это все-таки подтвердить».
Симонов К. М. Разные дни войны. Дневник писателя.
