О РАБОТЕ В ВОЕННОМ ГОСПИТАЛЕ
Я — волонтер по уходу в военном госпитале. В отделении гнойной хирургии. Никогда бы не подумала, что буду работать в таком месте. В таком отделении. Но я не выбирала.
Чувствую себя абсолютно влюбленной в это место, отделение, врачей и всех, кто там работает. И тех, кто там лечится.
Еще бы! Я же просто волонтер. Приезжаю, когда могу. На мне нет того колоссального груза ответственности за жизнь и здоровье людей, как у врачей.
Мне не надо после долгих операций, перевязок или дежурств заполнять сотни страниц журналов. И никто от меня особо ничего не требует. А за какие-то мелочи очень благодарны. Приятно же!
Нередко бойцы спрашивают, зачем я это делаю. Мое время стоит денег. Зачем я трачу на них свой выходной? Какая мне в этом выгода? Я работаю «на карму»? За прощение грехов? За что, чтобы мне воздалось? Я никому не нужна, одинока и не знаю, чем себя занять? Разведываю важную информацию и шпионю? Ха-ха.
Честно. Не знаю. Ну не за воздаяние точно. Высшие силы мне ничем не обязаны. Не ради славы. Не ради власти. И не ради самоутверждения. Не для хвастовства. Не знаю, для чего. Просто понимаю, что могу быть для них полезной. И еще, это тоже моя война. Они работают там, я здесь. И так проявляется моя благодарность. По сравнению с их работой, моя — самая малость.
А еще мне нравится медицина, лечение, реабилитация и так приятно, когда хоть как-то и опосредованно можно помочь человеку в выздоровлении. Оказать моральную поддержку.
Расскажу немного про свою работу. Надеюсь, кому-то это пригодится и к нам придут новые волонтеры.
Приезжать в госпиталь я начала через благотворительный проект «Помощь спецназа» Международной Ассоциации ветеранов подразделения антитеррора «Альфа».
Самая первая поездка состоялась в декабре 2022 года в филиал госпиталя, в команде парикмахеров. А дальше меня направили в Центральный госпиталь, в отделение гнойной хирургии, где я тружусь и по сей день.
К своей первой поездке я готовилась тщательно, но все равно очень волновалась. Все же я не из медицины, в больницах и то лежала мало. А раненых бойцов так и вовсе не видела.
Сразу же по приезде поняла, какие реально потребности есть у ребят. В первую очередь — это уход и гуманитарная помощь: средства гигиены, вода, сигареты, одежда и нижнее белье, обувь, зарядки и т. д.
Многие раненые поступают в теплое время и остаются до выписки на несколько месяцев. Не всем из них родственники могут что-то привезти. Не у всех родственники вообще есть.
Приезжаю я, как правило, после 12.00, пару раз в неделю. Можно приезжать и раньше, кому как удобно. Во-первых, добираться мне не близко, и утром я всегда занята домашними делами. Во-вторых, в наше отделение привозят на операции и перевязки раненых и из других отделений.
У нас всегда толкучка, очереди. Палаты напротив перевязочных в летнее время вообще кишат людьми. Все куда-то ходят, заезжают / приезжают, выходят покурить на балконы.
После обеда все становится намного спокойнее, начинается мое время.
ЗОВЁТ МЕНЯ «АЛЬФОЙ»
Меня уже хорошо знает персонал, врачи тоже запомнили. В свои первые приезды я взаимодействовала активнее всего с санитарочками, старшей медсестрой и сестрой-хозяйкой.
Заведующий отделением тоже всегда приветствует меня и зовет «Альфой». Скоро это станет, видимо, моим позывным. Шучу.
Сейчас я уже знаю лично и некоторых бойцов. Общаемся после выписки или перевода. У кого-то есть мой номер. В нашем волонтерском чате часто пишут, к кому зайти в первую очередь, кто хочет подстричься, кому нужно обработать ногти, ступни.
Поднимаюсь в отделение, иду в комнату санитарок, переодеваюсь в свой красивый черный хирургический костюм, поправляю макияж и привожу себя в порядок. Все, готова к труду!
Захожу в палаты к своим знакомым, потом обхожу всех и спрашиваю, не желают ли они сделать стрижку или помыться. Многие сперва отказываются от мытья, неловко им. На стрижку волос или бороды соглашаются охотнее.
Стригу я прямо в палатах. На стульях, креслах-каталках и кроватях — кому как удобнее.
Перед стрижкой мою голову, если надо. Стараюсь сделать красиво, всегда спрашиваю, что они хотят, какие есть пожелания.
У нас есть и лежачие ребята, им садиться нельзя или невозможно. Максимально скатываю простыни, стелю одноразовые пеленки, закрываю все пеньюарами.
После стрижки мою голову, а там и все тело предлагаю протереть. Часто мою голову и тело прямо в кровати. Лежачих тоже — над тазом или над специальными ванночками. Нам пожертвовали две надувные, но в условиях стационара это крайне неудобно, лучше простые пластиковые.
Тело протираю мокрым одноразовым полотенцем. Затем наношу специальный лосьон или пенку для мытья, смываю их чистыми мокрыми полотенцами и насухо вытираю. Иногда мою специальной губкой, пропитанной лосьоном, это как сухой солдатский душ.
Подстригаю ногти на руках и ногах. Ногти бывают в разном состоянии. У меня всегда с собой несколько небольших новых книпсеров и пилочек, которые я потом оставляю ребятам. Ступни смазываю кремом и защитной мазью. Кожа там очень сухая и стянутая. Это по желанию, только тем, кто сам просит.
Пах и попу многие моют сами, раненым вообще стремно, чтобы я это делала. Если сами не могут, мою я. Мне не сложно, отношусь к этому спокойно. Спинальники уже смирились, им и подгузник меняю. Мне-то все равно, а им неловко, поэтому особо не настаиваю.
Работаю так часов до 20.00-21.00, далеко не всех успеваю обойти, к сожалению. Стараюсь работать быстро, но при этом очень внимательно и без суеты. Иногда на палату у меня уходит целый час. Их в отделении больше тридцати.
Выручает, когда в один день приезжает сразу несколько волонтеров. Один все равно не успеет, а очень хочется, чтобы все ребята получили внимание и уход. Кого-то надо еще и покормить. Своей работой мы снимаем нагрузку с мед. персонала, чтобы в итоге все пациенты нашего отделения получили уход и внимание.
Госпиталь очень большой, в нем много корпусов, в каждом из них много отделений и почти все они полностью забиты ранеными с СВО. Помощь волонтеров и гуманитарка постоянно нужны. Порой мне кажется, что уход и стрижки — это не основное. Многим не хватает поддержки и общения. Мы как окно в мирную жизнь.
МЕЧТЫ
Сегодня мою новенького раненого. Взрослый мужчина, спортивный, подтянутый, возраст 45+. Его ранило восемь дней назад. Нет одной ноги ниже колена. Остальное тело целое, что редкость. Контузия сильная. Слышит плохо. Все лицо в корочках и ожогах от пороха.
Лежит он после операции в полусознательном состоянии. Но на гигиену согласился, и медсестра разрешила. Я склоняюсь над ним, начинаю протирать лицо. Он открывает глаза, смотрит на меня и спрашивает: «А вы на барабанах стучите?»
Я просто ошарашенно смотрю на него.
— Да, — говорю. Но давно не играла на самом деле. Как третьего родила, так почти и не играла. Все только мечтаю вернуться.
Я помыла его полностью, принесла чистое сменное белье. Под конец он словно пришел в себя. Начал рассказывать, спрашивать. Когда я уходила, пожелал мне, чтобы я не забрасывала барабаны, чтобы снова вернулась в музыку.
А он, оказывается, сегодня весь день думал про то, чтобы вступить в паралимпийское движение. И тут я ни с того, ни с сего начинаю рассказывать, как моя подруга недавно посетила Паралимпийский комитет и рассказала мне много нового и удивительного.
Такие совпадения! Я сказала ему то, о чем он все время думает после ранения, а он мне — о моей мечте.
ЛОБЗИК
Делаю стрижку молодому парню в госпитале. У него нет одной ноги выше колена. Разговариваем.
Включаю триммер и говорю:
— Этот дурацкий триммер тарахтит как лобзик!
— Пожалуйста, не напоминайте мне про лобзик!
— Почему?
— Я очнулся от наркоза, когда мне начали ампутировать ногу. И у хирурга в руках был лобзик. Он на меня еще так странно посмотрел. Стоит, держит в руках лобзик, мы смотрим друг на друга.
Этот парень был три дня в коме. И пережил клиническую смерть. Пригласил меня в кофейню после выписки.
ИСТОРИЯ ЛЮБВИ И ПОТЕРЬ
Провожу расческой по волосам раненого. Взрослый мужчина, лет пятидесяти. И тут он словно просыпается и так эмоционально, и радостно говорит: «Расческа! Я два месяца не расчесывал волосы, уже и забыл, как это!»
Все эти два месяца он лежит в нашем отделении. Морской пехотинец, из Севастополя. Я уже приходила к нему несколько раз. Он всегда был, как бы это правильнее сказать, неприветлив. Всегда говорит с неохотой и в то же время очень резко. Как будто бы обижается на вопросы, недоволен, очень расстроен и обеспокоен одновременно.
Вчера делала стрижку и под конец он резко изменился. Стал таким общительным, веселым, как подменили. Рассказывал про свою семью, внука, командировки. Уходил в плавание на десять дней, возвращался через полгода. Жена, говорит, привыкла. Он тоже. А вот дети его вообще не помнят в своем детстве.
Другой пожилой мужчина, одна рука работает плохо. Ранение в голову. Отсутствует часть кости черепа на лбу. Когда он говорит, то кожа на этом месте начинает двигаться, мышцы сокращаться. Очень аккуратно надо работать в этом месте. Как с темечком у младенца.
Был вчера один раненый, который долгое время лежал в нашем отделении. Сейчас переведен в другой корпус, приходит в гости. Ранило его по всему телу, до сих пор болит спина и руки почти не функционируют. Выходила его постовая медсестра. Они очень привязались друг к другу, чувства переросли в любовь, после выписки планируют пожениться. Очень люблю такие романтические истории.
После стрижки он попросил веник, чтобы самому смести волосы. Больше года не держал в руках такие штуки. Но справился очень хорошо!
А вот другая девушка, волонтер, так же встретила свою любовь в нашем отделении, очень долго ухаживала за раненым вместе с сиделками, очень с ним сблизилась. Все считали их мужем и женой, но они не были официально женаты.
Две недели назад Романа не стало, не справился. Тело ей так и не отдали. Похоронили его буквально недавно, в Омске.
Вчера узнала, что за два дня до моего приезда умер еще один наш пациент. Двадцать восемь лет. Александр.
Хорошо его помню. В последнюю нашу встречу помыла его, принесла зубную щетку с пастой, он почистил при мне зубы. Был в сознании, разговаривал, с женой все время на связи, по телефону. Не смог выкарабкаться после очередной операции. И без операции не протянул бы точно.
Окончание в следующем номере.
