Светлячок

Эти четверо, по  всему видать, были тертыми калачами. Все как на подбор высокие и плечистые, увешанные подсумками с  БК, все с  хмурыми, озабоченными лицами. Автоматы они привычно держали на согнутых руках, бережно, как матери держат своих младенцев.

— Может все-таки и вы с нами, док? — проговорил старший из них не очень уверенным голосом.

Тот, кого назвали доком, машинально поправил очки на переносице и тихо, но твердо сказал:

— Мы здесь для оказания доврачебной и первой врачебной помощи. Вытаскивать раненых из  серой зоны — не наша задача.

— Да вытащить-то мы его вытащим! Знать бы еще, в каком он состоянии. А то вдруг помрет по дороге? Мы что можем — только жгут наложить да обезбол вколоть. А у вас вон — целая торба добра всякого.

Мужчина в очках мягко и даже как-то немного виновато улыбнулся, но отрицательно покрутил головой.

— Я пойду с  вами! — неожиданно сказала стоявшая рядом с ним девушка, и по тому, как она это произнесла, и как румянец тут же залил ее щеки, стало понятно, что сказанное явилось неожиданностью в первую очередь для нее самой.

Четверо дружно уставились на нее.

— Пойдете? Правда? Вот здорово! — старший расплылся в широкой, белозубой улыбке.

— Лана! — мужчина в очках тоже густо покраснел, его лицо утратило мягкость и сделалось возмущенным и сконфуженным одновременно.

— Пойду… А что такого, Петрович? — просто и уже спокойно сказала девушка.

— Ла-на, — строго, с нажимом повторил мужчина, но они уже обступили ее, оттеснили в сторону, закрыв от него своими широкими спинами. Она стояла среди них, маленькая, каждому по плечо, похожая на школьницу с двумя рыжими косичками, выбившимися из-под  казавшегося непропорционально большим шлема.

*****

Один за другим, они пошли по тропинке к выходу. Замыкающий дружески хлопнул оставшегося стоять в  растерянности мужчину по плечу:

— Не  волнуйтесь, док. Скоро вернем вашу Лану в целости и  сохранности.

За  воротами тропинка немного расширилась и потянулась дальше, петляя в бурьяне.

— Давно он там? — спросила она старшего.

— С обеда, примерно. Да, Дим?

— Да, где-то так, — подтвердил боец, шагавший самым первым.

— Какое ранение у него?

— Точно неизвестно. Нас там  не  было. Их  группа попала под минометный обстрел, когда возвращалась с задания.

— Как же он там один остался?

— Так получилось. Двоим другим, что были с ним, тоже здорово досталось. С ним на руках они бы ни за что не вышли.

— А он точно еще… — она умолкла на полуслове, не закончив вопрос.

— Надеемся, — старший искоса посмотрел на нее, заиграв желваками. — В любом случае его необходимо найти и вытащить оттуда.

— Он — командир наш, — сказал боец по имени Дима и поднял вверх большой палец. — Вот такой парень! 

*****

Они миновали полуразрушенное одноэтажное строение из красного кирпича, рощицу невысоких, разлапистых деревьев, стоявших совершенно голыми, и  вышли к  глубокой, покрытой кустарником балке.

Здесь группа ненадолго задержалась. Старший вытащил из подсумка видавший виды «бафик» и покрутил регулятором громкости:

— «Север» вызывает «Птичку». Прием.

— «Птичка» на связи, — после небольшой паузы послышалось из рации.

— Мы на исходной. Дай обстановку.

— Обстановка спокойная. Движения не наблюдаю. Противник находится на своих позициях. Как понял? Прием.

— Понял тебя, «Птичка». Выдвигаемся. Конец связи.

Солнце почти касалось горизонта, подсвечивая своими прощальными, уже совсем не знойными лучами степь и  затянутое легкой облачной рябью золотисто-оранжевое небо. Она на ходу невольно залюбовалась игрой этих лучей, на несколько секунд позабыв обо всем остальном на свете.

Однако это остальное очень скоро напомнило о себе. Темп, который они взяли, оказался слишком велик для нее — она почувствовала, что ей не хватает дыхания, в правом боку появилась тупая, распирающая боль. Ее рюкзак хоть и  был хорошо подогнан, не ударял по спине и не оттягивал плеч, но, все равно, сразу будто прибавил в весе с десяток килограмм.

Голова под шлемом вспотела, куртка на спине тоже быстро намокла от пота, струйки потекли из подмышек. Она с  завистью смотрела на  старшего, на котором был облегченный «спецназовский» шлем, а из-под бронежилета виднелась только линялая уставная футболка с коротким рукавом. Чтобы справиться с дыханьем, они принялась считать вдохи и выдохи, до десяти, затем начиная счет заново, стараясь делать выдохи более акцентированными.

Балка и  тянувшаяся вдоль нее тропинка плавно огибали косогор справа. Примерно через километр группа достигла того места, где едва заметное в густой траве ответвление тропинки уходило вниз. Осторожно раздвигая руками ветки, они спустились по этому ответвлению на самое дно балки. Здесь было сумрачно и сыро. Растревоженное комариное полчище с  угрожающим писком тут же окружило их.

Перепрыгнув илистое русло пересохшего ручья, пролегавшее по дну, они друг за другом стали карабкаться по крутому противоположному склону балки.

Ближе к концу подъема девушка потеряла равновесие и, чтобы не упасть, вцепилась руками в длинное, сухое корневище, торчавшее из земли. Старший, поднимавшийся перед ней, развернулся, съехал на ногах по осыпавшейся тропинке немного вниз и протянул ей руку. Она ухватилась за нее, с удивлением обнаружив, что рука у него совсем небольшая и мягкая, почти нежная.

На другой стороне балки тропинка вела вправо, к лесопосадке, извиваясь между разбросанными то тут, то там зелеными островками кустарника.

*****

Оказавшись на  открытой местности, группа окончательно перешла на  бег, и  девушка стала по-настоящему задыхаться. Теперь все ее внимание было сосредоточено на  собственном дыхании, которое до боли распирало грудь на вдохе и, не принося облегчения, со свистом вырывалось обратно наружу. Пульс стучал в висках и отдавал в уши там-тамным боем, становившимся с каждой минутой все громче и учащеннее.

Перед глазами, закрывая все остальное пространство, маячила перетянутая лямками разгрузки спина старшего с подпрыгивающей на пояснице в  такт бегу набитой до отказа сухарной сумкой.

Она ничком бросилась на землю, больно ударившись лицом о пыльные берцы старшего, который успел залечь на мгновенье раньше нее.

Стремительно оттянувшись в ближайшую ложбинку, группа изготовилась к бою. Стрельба велась короткими очередями, по три-пять выстрелов, с достаточно большого расстояния и, по всей видимости, была неприцельной — по крайней мере, свиста пуль она не расслышала. Откуда точно стреляли, на  слух определить было сложно — это мог быть и располагавшийся где-то там вражеский опорник, и северная оконечность лежавшей перед ними лесопосадки.

Выстрелы не  сильно испугали ее — она даже обрадовалась этой вынужденной остановке, позволявшей хоть немного перевести дух.

Старший тут же вызвал оператора дрона-наблюдателя:

— «Птичка», ответь «Северу».

— Слышу тебя, «Север».

— По нам открыли огонь. Дай обстановку.

— Обстановка без изменений. Противник находится на своих позициях. Как понял? Прием.

— По нам стреляют! — повысил голос старший. — Сообщи, откуда ведется стрельба.

Рация надолго замолчала.

— Противник находится на  своих позициях. Ведет огонь со своих позиций, — ответил, наконец, оператор, однако в его голосе уже не было той уверенности, что прежде.

— Это ты сейчас висишь над нами?

— Нет, я в другом месте. Давай, подлечу поближе, зависну и сообщу более точно.

— Добро. Ждем. На связи.

Старший посмотрел вверх, потом перевел взгляд на остальных:

— Дрон укровский…

— Надо валить, пока они не скорректировали огонь, — тяжело дыша, густым басом сказал самый рослый из них, с перебитым носом и с головой, туго утянутой банданой.

— Валить куда?

— Дальше, в посадку.

— А там?

— А  здесь? Перещелкают, как котят.

Автоматные очереди между тем сменились одиночными выстрелами, а затем стрельба и вовсе стала стихать.

*****

Лежа на земле без движенья, дышалось полегче. Девушка начала постепенно приходить в себя, и к ней вернулась способность критически воспринимать происходящее. Она вглядывалась в лица бойцов, но они ровным счетом ничего ей не говорили, оставаясь все такими же озабоченно-хмурыми.

Однако по недосказанным фразам, по  тому, как они озирались по  сторонам, как  переглядывались друг с другом, девушке стало понятно — все пошло не  по  плану. Да и плана-то  как  такового скорее всего, не было. Было что-то вроде: «Заходим в посадку, забираем раненого и обратно; в  случае чего действуем по  обстановке; главное — взять побольше БК».

Колючее, тревожное чувство возникло у нее в груди и стало расползаться по всему телу.

«Бафик» в руке старшего вновь ожил:

— «Север», ответь «Птичке».

— «Север» на связи.

Оператор стал что-то  говорить, но возникшие помехи заглушили его слова, удалось расслышать только конец фразы:

— …движется в вашу сторону. Как понял? Прием.

— Не понял тебя, «Птичка». Повтори.

Оператор повторил, однако на  этот раз они вообще не  смогли разобрать ни слова.

— Кто, куда движется? — переспросил один из бойцов.

— Не понял тебя, «Птичка». Повтори, — старший отжал тангенту и  начал беззвучно бормотать ругательства — рация продолжала воспроизводить только звуки помех.

*****

Висевший над ними беспилотник тем временем поднялся выше и отлетел далеко в сторону, превратившись в еле заметную точку.

— Надо валить, — опять сказал боец в бандане, — иначе нам всем здесь звезда.

Старший колебался. До лесопосадки было рукой подать, ее деревья так и манили под защиту своих стволов и крон. Наконец он решился:

— Погнали!

Они поднялись и  побежали по тропинке вперед.

И  тут по  ним ударили по-настоящему, откуда они совсем не ждали, сразу из многих стволов, предварительно дав очередь из  АГС. На  вершине оставшегося за спиной холма вдруг загрохотало, заухало, и, уже опять вжавшись в землю, она почувствовала, как совсем рядом с треском рвутся ВОГи, разлетаясь тысячами маленьких, раскаленных кусочков металла по окружающему пространству.

Тут же в их сторону взахлеб застрочил пулемет, сухо защелкали автоматные выстрелы. Пули с хищным чмоканьем стали проноситься так близко, что казалось, от их пролета колеблется и  вибрирует воздух над головой.

Неизвестно почему, сделав не больше десятка выстрелов, замолчал АГС, но это спасло группу от немедленного уничтожения и дало возможность открыть ответный огонь. Звуки боя ошеломили девушку, оглушив и на время, лишив способности к активным действиям. Все сильнее и сильнее прижимаясь к земле, втягивая ноздрями пыль с тропинки, она краем глаза с каким-то оцепенелым равнодушием заметила, как несколько раз яркие оранжевые огоньки вонзились в землю буквально в нескольких сантиметрах от нее.

А потом сквозь грохот выстрелов и звон в заложенных ушах она услышала, как позади нее закричал один из бойцов. Крик был низкий, нутряной, похожий на предсмертный вопль забиваемого на бойне животного.

С каждой секундой он становился все выше и пронзительнее, перекрывая собой остальные звуки и заполняя все вокруг. Он проникал внутрь, отдаваясь болью в  ее и без того до предела натянутых нервах и, в конце концов, стал совершенно невыносимым.

Ей вдруг захотелось заткнуть уши, спрятать куда-нибудь голову, сделать хоть что-нибудь, чтобы не слышать этот чудовищный, душераздирающий вой.

Лана развернулась на животе и, не обращая внимания на выстрелы, поползла в сторону кричавшего человека. Это был четвертый из их  группы, которого она перед этим даже толком не  успела рассмотреть. Он катался по земле, сжимая руками превратившееся в кровавое месиво лицо. Она была уже совсем близко и  хорошо видела, как  кровь толчками пробивается у него между пальцев.

Девушка повернулась на бок и принялась стаскивать свой рюкзак, когда до нее донесся еле различимый окрик старшего:

— Куда? Нет! Отставить!

Старший, весь красный от напряжения, что-то отрывисто кричал в «бафик». Двое других короткими очередями с колена поливали свинцом вершину холма, не особо заботясь о том, чтобы самим не быть ужаленными злыми, несущими смерть пчелами, которые трассирующим роем летели на них оттуда…

*****

Человек в камуфляже неподвижно лежал под деревом, вытянувшись на  спине. Лана наткнулась на него неподалеку от того места, куда привела ее петлявшая по  лесопосадке тропинка. Дальше дороги не было — густым частоколом вставал молодой соснячок, но она понимала, что никакая сила сейчас не заставит ее повернуть обратно.

Притаившись на склоне устланного сосновыми иглами пригорка, девушка с тревогой и одновременно надеждой разглядывала лежавшего. Кто он —тот, на поиски которого они отправились, или враг? Она буквально кожей чувствовала, что он тоже пристально наблюдает за ней, и все никак не решалась его окликнуть.

Первым не  выдержал человек в камуфляже — из-под дерева до- несся его глухой с кавказским акцентом голос:

— Если укроп — не подходи, стреляй оттуда… У меня граната!

Это был он! Шумный выдох непроизвольно вырвался у  нее из груди.

— Свои, свои! — громко и радостно прошептала девушка.

Некоторое время она неподвижно сидела, блаженно улыбаясь, ощущая, как натруженные мышцы расслабляются и начинают наливаться приятной, щекочущей истомой, потом на четвереньках торопливо поползла к нему.

— Стой! — опять послышался голос из-под дерева.

Она остановилась, ожидая, что он скажет что-то еще, однако секунды тянулись, а  человек больше ничего не  говорил и по-прежнему не шевелился.

Лана почувствовала угрозу в этом его молчании и в неподвижности. Выходит, он ей не поверил и, значит, в любой момент мог выстрелить или метнуть гранату.

— Эй, слышишь, не дури! Привет тебе от  Сергея и Димы, — она назвала два имени из четырех, которые успела узнать.

Напряжение, ощутимо повисшее в воздухе, вмиг исчезло

— Свои… — произнес лежавший под деревом человек и  затих, потеряв сознание.

Девушка внутренне вздрогнула, увидев гранату, но потом поняла, что она не опасна — предохранительная чека оставалась на месте, были только разогнуты усики.

В сгущавшихся сумерках особенно бросалась в  глаза мертвенная бледность его лица. Девушка осторожно вынула гранату из его ледяной руки, поставила на предохранитель лежавший рядом автомат. «Не жилец», — промелькнуло у нее в голове, и она до боли прикусила губу. «Не  смей! — сказала она себе. — Не тебе судить и, тем более, решать. Ты здесь для того, чтобы он жил. И те четверо шли сюда для того, чтобы он жил. И поэтому ты сделаешь все, что только в твоих силах».

Лана проворно сняла рюкзак и, открыв его, стала вытаскивать все, что  могло потребоваться в первую очередь. Она видела такое уже много раз.

Раненый долгие часы мог цепляться за жизнь в надежде, что его спасут, а  когда помощь приходила, умирал, потому что переставал бороться. Нельзя было терять ни минуты. Она установила ему на здоровую руку внутривенный катетер и присоединила к  системе пакет с жидкостью для восполнения кровопотери.

*****

Закрепив пакет у  себя на разгрузке, Лана принялась напряженно следить за тем, как убывает из него жидкость. Потом проверила пульс — он не определялся. Она сменила пакет, добавив к нему четыре ампулы транексамовой кислоты.

Она смотрела на его лицо. Гордый кавказский профиль, правильные, мужественные черты и длинные, почти женские ресницы — лицо оставалось красивым даже сейчас, практически превратившись в посмертную маску.

«Ну же, джигит, борись!»

Но пульса на руке по-прежнему не было, несмотря на максимально быстрое введение раствора. Она поставила третий пакет с четырьмя ампулами дексаметазона.

«Ты должен жить, джигит! Те, кто остался там, на тропе тебя просто не поймут. Теперь мы с тобой должны жить и за них…»

Должны жить… Это легко сказать. Но  что дальше? Как им выбраться отсюда, если, предположим, ей сейчас удастся стабилизировать его состояние? Петрович, конечно, поднимет на ноги всех, кого знает, да  и  их  командование, наверняка, уже в курсе. Вот только что все они смогут сделать? Отправят сюда еще одну группу? Пойдут в  атаку и захватят эту чертову посадку? Одна она его точно не дотащит, а если бы ей это и удалось, то он вряд ли бы пережил такое путешествие…

Пощупав его запястье, она еще раз убедилась в отсутствии пульса. Ей захотелось заплакать от бессильной злости. «Не заберешь, тварь поганая! Сука! Не отдам!»

Девушка стала ругаться самыми последними словами, раз за разом с  каким-то  странным упоением повторяя их  внутри себя. Ее глаза и руки при этом продолжали выполнять свою работу, и в какой-то момент то, что неумолимо надвигалось, вдруг остановилось и принялось с интересом наблюдать за ней.

*****

Раненый неожиданно пришел в себя. Обрадованная она тут же заговорила с ним громким голосом, стараясь завладеть его вниманием, не дать вновь погрузиться в пучину беспамятства.

— Двадцать девять.

— Женат? Дети есть?

— Нет.

— А кто есть?

— Мама…

— Мама — это здорово! Ждет, не дождется, наверное?

— Да… Обещал вернуться живым, — он облизнул пересохшие губы и попытался улыбнуться. — Обещания ведь надо выполнять, правильно?

— Конечно, конечно. С  тобой все будет в порядке, не переживай. Скоро наши подойдут, отправим тебя в  госпиталь, подлечим… Будешь как новенький.

В его агатовых глазах засквозила тревога.

— Наши… Где наши?

— Я одна к тебе пробралась, — сказала она, не зная как объяснить ему то, что произошло, и нужно ли это сейчас объяснять. Но он все понял.

— Сколько человек было с тобой?

— Четверо. Сергей, Дима и еще двое.

— Что с ними? Они погибли?

— Я не знаю… Честно. Я только видела, как одного ранило.

— Шли ко  мне, прорывались с боем… Мои ребята… — он замолчал, уставившись в пустоту.

— Давай немного осмотримся, — сказала она. — На сколько чувствуешь боль от одного до десяти?

— Пять…

— Я могу уколоть тебе обезболивающее, но  если можешь терпеть, то лучше не надо. Потерпишь?

— Да.

Она осторожно сняла с него поврежденный в нескольких местах бронежилет, расстегнула куртку и, задрав майку, осмотрела живот и грудную клетку, потом повернула его на бок и пробежала взглядом по спине.

— Так, здесь у нас все хорошо. Броня тебя спасла. Жгуты давно ослаблял?

— На  руке ослаблял… Два раза… На ногах — нет. Побоялся, что не затяну потом.

— Понятно. Значит, на ногах мы пока трогать не будем.

— Теперь без ног останусь, да? — его заросший кадык судорожно дернулся.

Порывшись в рюкзаке, Лана вытащила складные шины, которые они с Петровичем за свои деньги заказывали на «Али», потом нарезала ножом душистого лапника, постелила его на землю рядом с раненым, а наверх положила мягкие носилки, устроив лежанку.

— Сейчас будет немного больно, придется потерпеть.

Алан не проронил ни звука, пока она накладывала шины и перетаскивала его на лапник — только скалился, как волк, угодивший в капкан.

— Держи, это антибиотик, — она протянула ему таблетку.

Он послушно, как ребенок, взял ее и отправил в рот. Она поднесла к его губам фляжку с водой, дав напиться.

— Как  ты себя чувствуешь? — спросила она, укрыв его термоодеялом.

Он молчал, не сводя с нее глаз, полных неизъяснимой благодарности и восхищения. Вконец опустошенная она без  сил опустилась на  землю рядом с ним и  привалилась спиной к стволу дерева.

— Ты красивая… — проговорил он.

— Ну вот, не успел с того света вернуться, а уже туда же.

— Куда туда же?

— Куда и все. Все вы, мужики, одинаковые.

— Нет, нет, ты на  самом деле очень красивая… Как ангел. Красивей тебя я не встречал.

Лана почувствовала, что засыпает.

— Скажешь тоже… Никакая я не красивая. Не уродка, конечно, но и не красавица. Так, средней паршивости…

— Зачем так говоришь? Я правду сказал! У нас такими словами не принято разбрасываться.

— Вах! И что теперь, сделаешь мне предложение?

— Нет. Поправлюсь, приеду и украду тебя.

Она посмотрела на него слипающимися от усталости глазами, и уже самым краешком сознания с удивлением поняла, что  этот полуживой красавец-осетин вовсе не шутит.

— Договорились. Только не пожалей потом, — пробормотала она, проваливаясь в сон.

*****

Лана всего на минуту прикрыла глаза, а когда открыла — было уже совсем темно. Ей вдруг показалось, что  она очутилась в  сказочном лесу — повсюду в траве виднелись мириады маленьких огоньков. Огоньки вспыхивали тусклым желтоватым светом, подлетали немного вверх и  гасли, словно кто-то невидимый включал крохотные светодиодные фонарики, быстро взмахивал ими и тут же выключал. Девушка заморгала, не понимая, продолжает ли она спать и видит сон, или это происходит наяву.

— Ну как же. Светлана, Света, Светлячок.

Раненый бессильно откинулся на своей лежанке и тяжело задышал. Он все еще был очень плох. Темное и отвратительное облако никуда не делось, оно все так же клубилось рядом с ним, протягивая свои щупальца к его искалеченному телу.

Лана уже полезла было в рюкзак за последним пакетом плазмозаменителя, когда что-то неосознанное привлекло ее внимание и заставило пристальнее вглядеться в темноту. Один из огоньков показался ей не похожим на  все остальные. Он был крупнее и ярче других, отличался цветом и не гас, зависнув в метре с небольшим над землей. Присмотревшись, она поняла, что он медленно движется в их сторону.

Девушка похолодела. Огонек напоминал подсветку смартфона или небольшого планшета. Светлана замерла, напряженно разглядывая его. Так и есть! Кто-то с включенным гаджетом в руках приближался к ним с северной, вражеской оконечности лесопосадки.

Она бурно задышала и неверной рукой потянулась к  автомату, чувствуя, как страх волной разливается по  ее телу. Раненый вновь открыл глаза и, поняв, что происходит, судорожно зашарил у  себя под  боком, ища гранату. Найдя, он крепко прижал гранату к груди и только потом посмотрел в  ту сторону, куда был прикован наполненный страхом взгляд девушки.

Неожиданно оттуда донесся звук хрустнувшей под ногой ветки. В ночной тишине, нарушаемой только стрекотанием сверчков и далеким уханьем совы, этот звук был подобен раскату грома.

— Fuck! — тут же послышался сдавленный возглас.

— Тихише ти, лайно чорномазе! — раздраженно проговорил кто-то еще.

— What you say?

— Я  кажу… Тьфу! I say, be careful, man.

— Sure, sorry.

«Нет, нет, нет! — жалобно запел тоненький голосок у нее внутри. — Только не сюда! Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста…»

Светлана вся сжалась, зажмурилась, как молитву, как тысячу молитв вновь и  вновь повторяя про  себя «только не сюда», с наивной детской надеждой ожидая, что вот сейчас она откроет глаза, и все изменится.

Но  чуда не произошло — враг приближался. А еще спустя некоторое время стало понятно, что их не двое и не трое, а гораздо больше, что движутся они цепью, растянувшись от одного края лесопосадки до другого, и  что  встреча с ними неизбежна.

*****

Это видение было настолько ярким и ощутимым, что ей показалось, будто она и  вправду на несколько секунд перенеслась в свое теперь такое безнадежно далекое детство.

Потом похожие картинки одна за  другой с  легкостью стали всплывать из памяти и проноситься перед ней, словно там внутри кто-то начал вертеть ручку киноаппарата.

Кадры мелькали все быстрей и быстрей, пока, наконец, не слились во что-то непрерывное и трудноразличимое.

«Так вот как это бывает!» — Светлана стряхнула охватившее ее наваждение, ужаснувшись от мысли, что  эти смотревшие на нее в  упор глаза и  есть последний кадр в  кинопленке ее жизни. Ей стало невыносимо жалко себя, и две слезинки, щекоча, наперегонки побежали, каждая по своей щеке.

«Эх, Светлана, Света, Светлячок…»

— Светлячок! — вдруг одними губами прошептала она и застыла в изумлении.

«Так вот кто мы такие — светлячки! Вспыхиваем и гаснем «на потеху» Тому, Кто  смотрит на нас, и  вся наша жизнь — лишь мимолетное мерцание в  темноте июньской ночи…»

Это откровение поразило ее даже сильнее, чем картинки из прошлого и понимание того, что сейчас она умрет. Но вместе с ним пришло и огромное облегчение, давшее силы действовать.

Она заглянула Алану прямо в зрачки и осторожно сняла автомат с предохранителя. Он взмахнул своими длинными ресницами и отвел вмиг потухший взгляд. Она развернулась туда, откуда приближалась смерть и, закрыв его собой, насколько это было возможно, взяла автомат наизготовку.

Алан что есть силы сжал зубами кольцо гранаты, потянул гранату от себя и выдернул из нее предохранительную чеку. Когда первый расплывчатый силуэт появился из-за деревьев, Светлана спокойно и не торопясь прицелилась.

Мгновенье, пока ее палец нажимал на спусковой крючок, показалось ей вечностью…