Боевые птички. Интервью с оператором БПЛА
Боевые птички
Интервью с оператором БПЛА
— Расскажи, пожалуйста, немного о себе и как ты стал оператором БПЛА? Ты обучался этому делу в подразделении или сам освоил на энтузиазме и уже пришел подготовленный?
— История классная! Как-то в начале СВО меня направили на пехотный наблюдательный пункт. Наблюдать с биноклем из окна пехотного пункта, по которому прямой наводкой бьет БМП, танк, миномет и стрелковые снайпера — не вариант. Мы сидели там с одним товарищем из разведки из соседнего подразделения, недели две, а может и месяц.
Рук не хватало, беспилотников было мало. Смотрел я, как он летает, а летал он хорошо.
Стремно самому пробовать, техника дорогая.
И вот приходит мне распоряжение от начальства: корректировать огонь. Дали мне маленький Mavic. Отвечаю, что я не смогу, не умею взлетать. Тогда командир говорит: «У тебя два варианта: или ты прямо сейчас в онлайн учишься и взлетаешь на дроне, либо же ты сейчас лезешь на крышу с биноклем и корректируешь огонь».
Выбора не было. Я как сейчас помню: у нас балкон, картоночка лежала. Бросил на нее дрон. Вспомнил, как товарищ джойстиками манипулировал. Завел, взлетел. Сначала потелепало. Все орут, размышлять времени нет, пехоту убивают прямо сейчас. Надо лететь туда и смотреть, куда стрелять. Так и начал. Даже сам сумел посадить.
Второй раз было попроще. Третий — еще проще. На четвертый-пятый разы уже пробовал ночной борт поднимать.
— Поясни!
— Ночной борт вообще стремная вещь для новичка. Не дай Бог первый раз в руки попадается ночью, ужас! 500 штук сразу улетело в окно.
— Ты на СВО с самого начала?
— Я уже десять лет служу. С 2014 г по баррикадам бегали. Официально на службу в ДНР пришел в 2015 и вот затянулось.
— Как начиналось у вас развитие и применение беспилотных летательных систем?
— В 2014 году Киева начал против нас карательную АТО. Затем в 2022 году началась уже наша СВО. Изначально у нас было понимание о беспилотных системах, как чем-то очень дорогом, заоблачном, высокотехнологичном. Когда столкнулись с этим делом на практике, оказалось, что все намного проще. Можно было бы еще тогда оптимизировать.
К сожалению, противник понял это еще в 2014 году, когда активно начал применять против нас и самодельные беспилотные средства, и уже купленные в Китае, и натовские. Switchblade начали появляться. И прочая ерунда, которая использовалась против нас. Но тогда мало кого с нашей стороны интересовало именно применение беспилотных систем.
— Какая у вас тогда была защита?
— Никакой.
— Как вы с этим справлялись?
— Ситуативно. Когда впервые начали применять БПЛА, то вообще никто не мог понять, в том числе пехота и разведка, что это такое, что происходит. В небе неожиданным образом появлялось НЛО, которое летело, смотрело, что-то снимало, а потом производило сброс или само пикировало и взрывало позиции. Если помните, вначале у нас же здесь находилась миссия ОБСЕ.
Первыми беспилотниками, как сейчас помню, были DGI PHANTOM 2, 4, их использовали пользовали в ОБСЕ. Они вели диверсионную деятельность против нас, находясь на наших территориях, имея доступ ко всем войсковым частям и ко всем позициям. Они же нас контролировали, чтобы у нас не было тяжелого вооружения и систем, запрещенных Минскими соглашениями.
Соответственно, они запускали беспилотники, снимали расположение нашей пехоты, минометных батарей, артиллерии, техники, танков и передавали все это дело противнику.
Противник, имея эти данные, наносил огневое поражение уже по нам. Это сейчас мы что-то пытаемся сообразить, а на тот момент защиты не было вообще никакой. Было единственно здравое распоряжение: если видишь беспилотник — просто от него прятаться. Он не должен был найти солдата в реальном времени, который тем более по нему стреляет.
Многие в панике начинали отстреливаться от беспилотников, а вспышки и выхлопы дыма очень хорошо видны. После этого начинался либо артиллерийский обстрел, либо беспилотники начинали сбрасывать гранаты. Лучшим способом являлась максимальная маскировка до прилетов БПЛА и прятание в кустах, лисьих норах, окопах, когда уже слышишь его над собой. Больше никакой защиты быть не могло, и никто об этом не думал.
Наверное, за два-три года до начала СВО появились ПВН — посты воздушного наблюдения, в каждом подразделении. Затем у нас стали появляться методы геосклеивания карт и позиций в реальном времени. Наши программисты стали создавать приложения. Например, «ЗЕВС», «ГЛАЗ-3» — оно устанавливается на дроны DGI и Autel.
Расскажу про «ГЛАЗ-3»: на нем установлена автоматическая корректировка огня, не нужно никаких дополнительных программ и споттеров для ориентирования на местности. К примеру, дрон подняли, по этому приложению ты можешь корректировать огонь, наблюдать и т. д.
Сейчас уже и у противника появилось приложение, где идет склейка оперативных карт. Беспилотник пролетает над какой-то местностью, автоматически делает фото- и видеоаэросъемку, сохраняет ее оператору на пульт и тот, уже имея эти данные, может открыть оперативную карту, которая снята сейчас. Свою зону ответственности он отснял и может посмотреть, где какие произошли изменения, где накатана дорога, где какой-то кустик появился… Какая там маскировочная сеть, где какое деревце упало. Он берет карту «до» и кар- ту «после», сравнивает два этих снимка и находит отличия. Сейчас с появлением нейросетей это делает программа.
— А ты не знаешь, противник использует БПЛА для поиска своих раненых?
— Раненых они не ищут, не забирают. У них эвакуации происходят, только если раненые попадают в поле обзора с их дрона. Когда видеоматериал будет просматривать руководство, они скажут: «Почему вы за ними не приехали, за ранеными?», вот тогда да.
На моей памяти есть 50-100 случаев, когда они просто несут раненого вдвоем — бахнуло, его бросили и побежали вдвоем. Следующий снаряд одного из них «Хлоп!», другой побежал. Обернулся, видит, что тот ранен, трепыхается и орет, дрон-то звук не передает, а тот «по газам»! Никто не приходит и не забирает.
— Их ждет мучительная смерть…
— Сколько раз наблюдали такую картину. Разбираем позицию, знаем, что там есть «300», может быть «200». Они приезжают на пикапе, выпрыгивают новые люди, которые не знают, что там уже «200» и что туда прилетело, и они не забирают старых, просто новых выкидывают, и пикап уезжает.
— Пустой?
— Мы — наведенные, только что туда стреляли, орудия сориентированные, бах и этих завалило! Проходит пять минут, они понимают, что те на связь не выходят и еще партию везут. И дошло до того, что, когда уже вышли по открытому каналу по аналоговой связи, рации наши перехватили сигнал, они говорят: «Нам лечь некуда, мясо везде. Мы в окоп не можем спрыгнуть, все в руках, ногах, и телах. Мы не можем на данный момент эту позицию сохранять». «Закрепляйтесь, закапывайтесь», — отвечают. — «Мы не можем, здесь негде, окоп разбитый в хлам и полный тел». А окопчик небольшой, метров сто…
— Могила.
— Да. И мы им насыпали. А ночью, суки, хотели зайти к нам через посадку. Зашли.
Дошел контакт, был стрелковый бой, но там минометчики — красавчики, не буду позывные говорить, отработали знатно и шестнадцать человек буквально за пять минут завалили. Один еще начал тикать-отступать, его пулеметчик вдогонку с «Утёса» растрепал.
— Какие самые применяемые на сегодняшний день технологии?
— Конечно, сейчас все связано на технологиях fpv и обычных наших 5,8-2,4 ГГц, те же DGI, «Мавики» и прочее. Без них сейчас абсолютно никакая война, никакие активные боевые действия не могут совершаться.
Появляются беспилотники самолетного типа, это всем известные Zala, «Орлан», Supercam. Поистине очень маневреннее и мощные, и равных им нет! Но имея такую стоимость в производстве, и еще большую стоимость на момент его продажи в коммерции, их массовое применение пока что затруднительно. Ты не можешь просто взять и взлететь, когда тебе нужно. Тебе надо отучиться на конкретно этот самолет, типа «ЗАЛА», управлять им и нести за него ответственность, потому что стоимость космическая.
— Cлышала, что нужно постоянно понижать частоты, чтобы сохранять недосягаемость для врага. Как на деле обстоят дела?
— Это адаптация к боевой среде для борьбы с РЭБом. Мы вынуждены возвращаться к низкочастотным передатчикам. Они мощные, но малоинформативны. Чем больше ты понижаешь, тем хуже качество картинки, ниже скорость передачи.
Противник делает все то же самое. К примеру, выпустили первое БПЛА-ружье. Оно работало на частоте 2,4-5,8 ГГц, начало сразу же сажать «Мавики», выбивать связь. Противник через неделю пересел на частоту 1,5 ГГц.
— Перепрограммировать или перепаять ружья невозможно?
— Там другой возбудитель, другой джаммер (подавитель сигналов), другой усилитель. Полностью новое ружье. В новую версию уже добавили 1,5 ГГц. Хохлы берут и на 1,2 ГГц переходят, потом на 1,1 ГГц, потом на 900 МГЦ, на 800 МГц.
Со стационарным РЭБом та же самая история. Ставят на треногах стационарный РЭБ. Прилетает дрон к примеру, на частоте 2,4 ГГц, упирается в стену РЭБа, дальше лететь не может. Возвращается обратно.
Затем дрон подлетает на частоте 1,5 ГГц и уже проходит. Потом, если РЭБ глушит эту частоту, то на 1,2 ГГц, 900 МГц, 473 МГц — очень большой РЭБ. Последний был уже 434 МГц или 431 МГц.
У противника есть интересные технологические решения от НАТО. Вот, например, поставили на треноги пушки со встроенным экраном и вседиапазонным усилителем. Идет толстый провод на джаммеры, которые находятся где-то в подвале. Там стоит огромный блок подбора частот, который создает помехи на определенные частоты. Он динамический. Куда ты крутанешь шкалу, то он и заглушит.
Его анализатор частот, например, засек fpv 1,2 ГГц. Пушка стоит на 5,4 ГГц против «Мавиков». Переключают на 1,2 ГГц.
Пушка на сервоприводе с помощью приложения высчитала по дирекционному углу по отношению к северу направление, откуда летит дрон, сама довернула на этот дрон.
Оператор переключил на 1,2 ГГц помехи, нажал кнопку — дрон упал! И даже не надо выходить из подвала.
А еще видели у них такую «фишку». Стоят баночки… похожие на однолитровые банки матового зеленого цвета, к ним проводки питания, — и они соединены mesh-системой (бесшовное соединение), в каждой из них находится микросхема.
Первая банка соединяется со второй, вторая — с третей, у третьей есть связи через вторую с первой, всего их двести штук.
У каждой банки есть связь со всеми через все остальные. Если ты две-три выбиваешь, связь пропадает, работают только какой-то участок этой цепи, другой — отваливается. Однако их выбить нелегко, попробуй — попади!
Каждая баночка создает небольшой импульс помех, по-моему, на 40В. Они расположены на расстоянии друг от друга в 80-100 метров, а общее расстояние в итоге до тридцати километров.
Ты на дроне летишь и как будто бы в стену врезаешься. Полностью полоса закрыта. У нас сперва так и было, подлетаешь к ней на расстоянии и можешь понаблюдать за соседом, а приближаешься к ней, и сигнал отрубает.
Когда пехота поперла и увидела их, подумали, что это мины, проводок идет. Начали расстреливать. Смотрим, дроны начали туда летать. И потом уже поняли, что это стена РЭБ из литровых баночек.
— А у нас что‑то из такого применяется на СВО?
— У нас сейчас просто семимильными шагами развиваются IT-технологии и РЭБ против динамических частот. Не буду вдаваться в технические подробности, как оно устроено, но результаты работы имеются уже сейчас. Я рассказал сегодня лишь малую часть, тема очень обширная.
— Спасибо тебе! Желаю всем нам Победы!
Юлия Афанасьева. Донецкий фронт. Зона СВО. Осень 2024 года.