Головной БТР, в котором я находился, резво свернул с шоссе и запылил вдоль окраинных дувалов города Шибергана. Вскоре показались наблюдательные вышки, а за ними и КПП местной монгруппы.
Внутреннее напряжение как-то сразу спало… «Вот и всё, — подумал я, — боевая стажировка* практически закончилась. Завтра полетим в Керки*, сдадим оружие, снаряжение, попаримся в баньке и домой, в Москву».
Три БТРа одновременно остановились, соблюдая, как на параде равную дистанцию между собой. Спрыгнув с брони, ребята, обвешанные оружием, вещмешками с БК*, спальниками и другим походным скарбом, необходимым в длительных разведвыходах, потянулись к блиндажу.
Несмотря на усталость, на запылённых, заросших недельной щетиной лицах светились улыбки. Офицеры спецназа шутили, беззлобно подкалывая, и подначивая друг друга. Все были рады, что эта командировка обошлась без потерь, лёгкие контузии и один желтушник не в счёт.
Время до ужина пролетело быстро. Все были заняты приятными хлопотами, связанными со скорым отъездом, кто-то собирал и упаковывал свои вещи, кто-то чистил оружие, кто-то брился…
Прощальный офицерский ужин прошёл, как тогда говорили в новостях по телевизору — «в праздничной и торжественной обстановке».
Командир монгруппы поблагодарил нас за боевую работу, вручил каждому нехитрые сувениры, офицеры базы тоже сказали много добрых, проникновенных слов о боевом братстве, силе и славе русского оружия.
Правда, чокались после тоста кружками с компотом, так как командир установил на базе жёсткий сухой закон, и исключений не делалось даже в таких случаях.
Вернувшись в блиндаж, я ещё раз хозяйским взглядом окинул собранные в дорогу вещи. От предложения Лёхи сыграть партию в шахматы отказался, и от фирменного Серёгиного чая тоже. Я вдруг почувствовал дикую усталость и опустошение.
Все мысли были только о семье и доме. Как же я по ним соскучился! Я решил лечь спать, чтобы эта ночь побыстрее прошла, и наступило утро, моё крайнее утро на земле Афганистана.
Лёжа на койке, прикрыв отяжелевшие веки, я думал о том, как было бы здорово успеть вернуться в Москву к рождению нашего второго ребёнка. Конечно, я был уверен, что руководство всё организует как надо, жену встретят из роддома с цветами, отвезут домой… Но всё же мне очень хотелось принять на руки своего малыша самому, обнять и поцеловать жену, которая без меня провела все последние месяцы беременности, толком не зная где я, и что со мной.
Интересно, а кто всё-таки у меня родится? Сын у нас уже есть, но я бы хотел и второго бойца, вдвоём им будет веселее познавать сложную мужскую науку, да и разница в возрасте будет небольшая, всего три года.
Но, с другой стороны, жена очень хотела доченьку… Да, ладно, — успокаивал я себя, — дочка тоже хорошо, — если родится девочка, назову её Марина — «капелька моря», как и обещал своему флотскому другу по срочной службе на Северном Флоте.
Как-то после очередной передряги, когда море чуть не поглотило нас, мы с ним договорились, что, если у нас родятся дочери, назовём их именем Марина, в благодарность морю, которое пощадило нас тогда.
С этими мыслями я провалился в глубокий, бесчувственный сон, как в тёмный колодец. Мне показалось, что спал я всего полчаса, когда резкие, зычные команды: «Тревога!» «Подъём!» резко выбросили со дна сонного колодца на поверхность реальности мой приученный к войне организм. Я моментально проснулся и мои руки уже автоматически натянули на тело форму и сапоги.
Не прошло и минуты, а мы уже стояли полностью одетыми, образовав каре вокруг длинного стола. В блиндаж влетели командир базы и старший нашей группы майор Шергин.
— Ребята, простите, — произнёс осевшим голосом командир базы, — но ваш вылет домой отменяется… из предгорного района идёт на прорыв блокированный там нашими войсками Расул Пахлаван. Разведка доложила, что он пытается вывести свои основные силы из окружения. Вам надлежит перекрыть одно из вероятных направлений прорыва. Туда брошены все силы нашей зоны ответственности, но все направления мы перекрыть не смогли, слишком обширный район.
Он замолчал, обвёл всех нас сочувственным взглядом и как-то по-отечески произнёс:
— Выручайте, братцы… без вас никак.
За всех ответил Валентин Иванович Шергин:
— Да мы готовы. Когда выдвигаемся?
— Немедленно. БТРы уже под парами. На выезде из города, у блокпоста подберёте сарбозов* из местного гарнизона. Их будет немного, но всё-таки кое-что. От себя выделяю вам миномётную батарею с лихим командиром, да вы его все знаете, работали с Мишкой. Больше, к сожалению, помочь ничем не могу.
— Кто нас поведёт?
— Мой начальник разведки, он всё знает.
Шергин повернулся к нам:
— Через три минуты с оружием и полным боекомплектом построиться у блиндажа.
— Есть! — хором ответили двадцать мужских голосов.
Быстро собираясь, ребята всё делали молча. Мы старались не смотреть друг на друга и не разговаривать. Во-первых, было некогда, а во-вторых, настолько всё неожиданно произошло, что все были порядком оглушены этой новостью и переваривали её у себя в мозгах, понимая, что поездка домой откладывается. Возможно, навсегда.
«НИКТО В ЖИВЫХ НЕ ОСТАНЕТСЯ»
Примерно через два часа езды на предельной скорости наши БТРы свернули с шоссе и покатили по плотному песку пустыни.
Ещё через час мы достигли заданного района и плавно съехали на дно пересохшей реки.
Русло бывшей реки было шириной метров двадцать-двадцать пять. Разведчик в звании майора, показал нам наиболее вероятное направление выдвижения противника, и мы стали спешно окапываться. По опыту мы знали, что моджахеды предпочитают скрытно передвигаться по руслам пересохших арыков и рек, поэтому распределили огневые точки по три-четыре человека по дну, от берега до берега.
Метрах в пятидесяти впереди нас, углубив и расширив естественную яму на дне, разместился авангард, состоявший из трёх наших бойцов и пятерых сарбозов*. Миномётчики рассредоточились где-то далеко позади.
Командиры БТРов, опытные пограничники, грамотно используя рельеф местности, надёжно скрыли свои машины, ещё и затянув их маскировочными сетками.
Когда работы по окапыванию и маскировке были закончены, Шергин собрал нас у одного из БТРов. Спросил, все ли готовы к бою. Получив утвердительный ответ, сказал, что разведчик ушёл на узел связи, развернутый где-то слева, примерно в сотне метров от нас, что нужно найти этот кунг связистов и доложить майору о нашей готовности.
Помолчав, Шергин обвёл нас взглядом и негромко спросил:
— Кто пойдёт?
Повисла тягостная тишина. Безлунная ночь в афганской пустыне, это кромешная чёрная тьма. Кого-то найти в этой темноте без фонаря, практически невозможно, да ещё и самому легко заблудиться. Поэтому ребята и молчали.
Прошло, наверное, секунд пять-шесть, мне стало стыдно за эту нашу нерешительность, и тогда я сказал:
— Валентин Иванович, я пойду…
— Давай, Коля, — Шергин, слегка хлопнул меня по плечу, и я стал выбираться на берег.
Пройдя несколько метров, я остановился, пытаясь что-то разглядеть или услышать. Когда мы заняли позицию, майор-разведчик нас предупредил о строжайшей световой и звуковой дисциплине — никаких демаскирующих огней и звуков быть не должно. Впрочем, это напоминание было излишним, за время боевой стажировки нам приходилось обеспечивать встречи разведчиков ГРУ с агентурой в непосредственной близости от мест расположения банд моджахедов. Как правило, эти встречи происходили по ночам, и мы научились в таких условиях вести себя, что называется — ниже травы, тише воды.
Постояв немного, я подумал, что сейчас очень пригодился бы мой НСПУ*, но растрачивать его питание в своих поисках я не решился. Впереди нас ждал бой, и действующий ночной прицел мог сыграть в нём очень важную, а может быть, и ключевую роль. Поэтому, полностью сконцентрировавшись на своих слуховых ощущениях, я медленно пошёл вперёд, контролируя каждый свой шаг.
Через какое-то время я расслышал слабо уловимые звуки, они повторялись с определённой периодичностью. Я пошёл в направлении этих звуков более уверенно и быстро. Не знаю, какое расстояние я прошёл, но внезапно передо мной открылась глубокая округлая впадина, в центре которой находился кунг связистов с растянутой над ним антенной.
Дверь кунга была открыта, внутри горел свет, освещая близлежащее пространство. В пятне света стояли и негромко беседовали двое. Это были майор-разведчик и начальник узла связи.
Майор, часто затягиваясь, курил, и что-то рассказывал офицеру связи. Стоя сверху, на краю впадины, я услышал его слова:
— …В общем, нам здесь таких п…лей дадут, никто в живых не останется. У него две тысячи штыков, гранатомёты, миномёты, ДШК, даже два танка есть… ну, сколько мы продержимся? Двадцать-тридцать минут максимум. Короче, Сашок, погибнем мы здесь смертью храбрых. Других вариантов нет. — Он отбросил окурок, выпустив последнюю струйку дыма вверх, — Ну, так, как говорится — двум смертям не бывать, одной не миновать…
В этот момент я спустился по склону впадины и доложил о нашей готовности к бою и необходимости согласовать с ним дальнейшие действия и план обороны. Он посмотрел на меня, как на неизвестно откуда взявшегося инопланетянина.
— Хорошо, передайте Валентину Ивановичу, пусть выставит боевое охранение по обе стороны от русла реки, лучше ближе к барханам. Я дождусь связи со штабом, после чего подойду к вам.
— Есть! — я развернулся и по своим следам отправился обратно.
